Я родился в Неаполе, - начал, жестикулируя, толстяк. - Неаполитанский залив, солнце, синее небо, санта-лючия, бель-канто и так далее. Девятый ребенок в семье бедного парикмахера Винченцо Джейрано. Детства не имел. Моя прожорливость не знала границ, я ел больше, чем вся семья.

  В пятнадцать лет папа побрызгал моё темя одеколоном «Ромео», отвёл к доктору и попросил вызвать у меня отвращение к пище. Доктор долго щупал мою голову, а потом сказал, что у меня очень развита шишка голода и что в смысле аппетита я гениален, как гениален в физике Эйнштейн, у которого была огромная научная шишка. И еще он сказал, что я - уникум и современная медицина не в состоянии вызвать у меня отвращение к пище.

  Слух о моей гениальности разнесся по всему городу, и вскоре владелец цирка синьор Чавелло предложил мне работу.

  - Толстый парень, - сказал Чавелло поглаживая мой живот, - прямо слов не хватает. Ты должен выходить на арену и кушать продукты, которые принесут зрители.

  За одно представление я съел на бис двести пончиков, сто пятьдесят три эскимо, семьдесят девять килограммов конфет и пряников. Чавелло был доволен, но платить и не думал. Через год я ушел от эксплуататора и начал выступать с собственным номером.

  Слава обо мне гремела. Со мной здоровались президенты, мои фотографии украшали витрины.

  Но успех не вечен. В моду вошли йоги - гибкие люди, питающиеся воздухом и спящие на гвоздях. Ко мне охладели…

  После мучительных поисков родился новый номер. Он был прост как все гениальное.

  Я появлялся на арене в луче прожектора, голый по пояс, с огромной костью в зубах. Ведущий просил желающих выйти на арену для съедения. Желающих, естественно, не находилось, представление на этом заканчивалось, и я с мешочком презренного металла перебирался в другой город.

  Все шло прекрасно, пока я не добрался до этого проклятого Корколана. Как обычно, стали вызывать кандидатов на съедение. И тут, Коля, произошло невероятное.

  Поднялся мэр города.

  - Друзья! - сказал он. - Отправляться на съедение будем в порядке очереди. Право быть съеденным первым получает старейший житель Корколана, достопочтенный Авель Кюнст. Похлопаем ему!

  Надо было что-то делать. Я приказал погасить свет и, когда зал погрузился во тьму, прокрался на улицу. Пока публика приходила в себя, я побежал. Остальное, Коля, вы видели…

  Закончив свою историю, Джейрано поклонился спасителю, насколько позволял ему живот, и попросил ответить откровенностью на откровенность.