- Благородный ты человек, парень мой,- с уважением сказал чародей.- Я бы рад помочь кошмарцам, так не дают. Все добрые начинания на корню рубят.

  И он поведал о войне в общежитии.

  - А долго ещё воевать?

  - Может - год, может - два,- Клавдий Элизабетович развел руками.- А может - и всю жизнь. Тут вопрос принципиальный: добро схлестнулось со злом. Победит, естественно, добро. Но когда-этого я тебе, парень мой, сказать не могу. Будем ждать.

  - Ждатъ нельзя, придётся строить школу без волшебников.

  Усы Клавдия Элизабетовича уныло опустились. - Обижаешь, Николай,- укоризненно произнес он,- обижаешь. Я ведь к тебе всем сердцем, а ты сразу сердишься. Ну чем я виноват, ежели этот чёртовый Тараканыч плетет интриги и заговоры?

  - Да я и не сержусь,- смягчился Редькин.- Я понимаю. Война есть война. Вы уж только помогите, пожалуйста, починить воздушный шар. Сказали, вы можете.

  Клавдий Элизабетович сконфуженно замялся и, нагнувшись, прошептал на ухо:

  - Слухи явно преувеличены. В технике я, парень мой, ни бум-бум. Честно говорю.

  Хм-м… Верить или не верить, вот в чём вопрос.